«Городская среда как правило сильно закодирована, мы ее просто не можем раскодировать, не задавшись вопросом, где ключ», - Дмитрий Москвин.
Второй день фестиваля «Мосты» был полностью посвящён городской тематике и начался с лекции за завтраком, на которой наши спикеры ответили на вопрос, почему город в фокусе? Является ли город носителем надежд или это последний рубеж? Какой он для них, город, который они пытаются построить? Мы предлагаем вам расшивку выступлений наших спикеров.
Дмитрий Москвин – гость из Екатеринбурга, сотрудник филиала Государственного центра современного искусства, толкователь и эксперт по проблемам городского развития.
Я бы зафиксировал, проблематизировал тезисы, которые озвучил Сергей Бровцев, потому что по многим позициям у меня другой взгляд, хотя мы работаем в одном и том же направлении. Начиная с фразы о том, что люди выбирают города. Я считаю, что равнозначен тезис, города выбирают людей. Те примеры, которые дальше приводил Сергей, были именно об этом. Что нужна сначала определенная городская формула, конфигурация, индивидуальность, специфика, и уже после этого город решает, какие люди в него приедут. И это проблема в том числе моногородов.
И отсюда второй мой тезис, что не надо спасать моногорода. Дайте им уже умереть спокойно, потому что это абсолютно искусственное образование.
И третий тезис, с которым я работаю и стараюсь сформулировать теоретически и философски. Что мы вообще понимаем под городами? Что можно называть городом? Это и есть ключевая проблема глобальной урбанизации, что понятие город стало каким-то всеобъемлющим. Если появились асфальтированные дороги, газ, интернет, высотные дома – это конечно же город. Конечно, это не город. Это просто некоторая урбанизированная среда, в которое не хватает некоторых городских качеств, но к этому бы я вернулся в конце. Потому что вопрос был о другом.
Вопрос был о том, как город стал повесткой для каждого из нас. И здесь я, в отличие от Сергея, не испытывал никогда никакого ощущения, до, примерно 2008-2009 года, что это что-то, заслуживающее интереса. Ну, хожу по улице, родился я в городе. Так случилось. Прежде всего я политолог по профессии и после защиты диссертации я все поменял, в том числе потому, что меня сильно начала задевать ситуация: я проучился, университет, аспирантура, преподаю. Но занимаюсь какими-то абстракциями под названием глобальная политика. Мы в России, как правило, все знаем, как жить Америке, кто должен быть президентом, должен ли Трамп встречаться с Ким Чен Ыном, где нам повоевать, что присоединить и так далее. А под своим носом мы не видим ничего. Как правило, 90% населения России не смогут отличить городскую думу от государственной думы, избирается мэр или назначается, сколько у него срок полномочий. И где-то в 2007 году меня торкнуло. Странно, что мы занялись геополитикой, а под носом у нас выборы, тогда еще были городских дум, мэров, Заксобрания. Тогда еще двухпалатный парламент. Сплошная демократия и для политологов должен бы быть разгул для деятельности и вовлеченности. И стало понятно, что ничего я не знаю про город, вплоть до его истории.
Потому что как правило то, что у нас закреплено в представлении о городе – это, сейчас называют мемоми, наверное, это более правильная формулировка. А в научном ключе это стереотипы. Они, как правило сформированы советским описанием этого города. Наверное, некоторые из вас задавались вопросом, пытались проследить, как менялся язык описания города. Вы во всех городах увидите одну и ту же картину. Он с каждый десятилетием снижал планку, количество фактов, которые включались в описание. И к концу советской эпохи все города были примерно в одинаковом ключе: буквально на одну страничку о том, что было до 1917 года, конфликты рабочих и местных эксплуататоров; если повезло и город средневековый, есть про средневековье, если не повезло, как уральским городам, то чуть-чуть про заводы, про яркие имена, про появление ключевых институций; и дальше про 20 век – революционеры, гражданская война, Великая отечественная война; и великое развитие города после войны, непременно многоэтажное строительство. И эти мемы ничего не говорят нам о городе. Это всего лишь один из вариантов того, как о городе можно рассказывать. Потому что нет одного текста описания города. Текстов будет столько, сколько говорящих об этом городе.
И когда я начал во все это погружаться, один из совершенно неожиданных приемов, который не осознавался на тот момент как прием – «Вело политология», так мы его называли. У нас были правила «Вело политологии», мы садились на велосипед, ездили по городу, не помню все правила, но одно из них было о том, что никогда нельзя повернуть назад. Кроме тех ситуаций, если впереди обрыв, колючая проволока, охрана с автоматами. И вот тут-то как раз все и вылезает. Ты обнаруживаешь кучу границ, которых не замечаешь, ходя обычными маршрутами, барьеры, странные маргинальные территории, что-то изъятое у города. Это было первое серьезное пробуждение моего личного интереса, потому что я начал открывать те пространства, которые просто выпадают из повседневности. Если мы соотнесем, как мы двигаемся по городу, то, как правило — это алгоритмизированные маршруты: работа, дом, магазин, детский сад, стадион, кинотеатр, торговый центр, круг окружения. И этим все исчерпывается на годы, а у некоторых на всю жизнь, давайте тоже будем абсолютно честны в этом плане. Многие люди, живя в городе всю свою жизнь, 70-80 лет могут совершенно не представлять, что в соседнем районе есть что-то ценное. В Екатеринбурге много людей никогда не выезжали в такой замечательный район как Уралмаш. Они слышали про него, но что там смотреть? А это одна из жемчужин советского конструктивизма, один из первых соцгородов, там находится, как говорят эксперты Юнеско, это их формулировка, дословно ее цитирую, «Мона Лиза советского авангарда», Белая башня. Нет, не поеду. Потому что это само собою что-то очевидное. И город скучный, и смотреть нечего. Отсюда желание куда-то уехать.
На первую культурную революция у меня была возможность посмотреть со стороны. Это был такой глоток свежего воздуха. Что-то происходит в тех тенденциях, которые были очень модными на тот момент. Все помнят Ричарда Флориду с его креативным классом. Тут же креативный город. Это вторая половина 90-х годов, когда это все выстреливает, появляется куча проектов европейских, все начинают бегать и говорить, теперь-то мы точно знаем, как развивать города, что будет происходить, культурные политики как ключевое явление. И Пермь говорит, в 2016 году Пермь будет культурной столицей Европы. Я очень хорошо помню этот форум в феврале 2010 года, когда заходишь в зал, тут же перед тобой без охраны садиться губернатор Чиркунов. Ты так офигиваешь, помня своих губернаторов, которых только через бронежилеты и толпу охраны можно разглядеть. В этот момент смотришь, что Пермь всех опередит, Бильбао-на-Каме, чего тут только не произносили. Мы со стороны на это смотрели как на жесткий эксперимент, провоцирующий, будоражащий местный контекст. Тоже важно, чтобы понимать, как правильно входить и включаться в городскую историю и повестку. Сколько всего надо учесть, даже не будучи этим московским колонизатором, а будучи внутренним игроком. Сколько факторов, сколько субъектов, сколько сложных социальных культурных и прочих связей нужно держать в голове, чтобы правильно встроиться в городские процессы.
С этого момента с начала 2010 годов все сильно поменялось, я включился в культурные процессы, стал куратором выставок, создателем уличных перфомансов, фестивальных форматов, больших образовательных программ, вошел как эксперт в историю городского развития. И ключевая для меня была тема – начать говорить о городе по-разному. Я запустил программу, которая сначала была моей частной историей «Коды города». Запустил маршруты так, чтобы это выходило за рамки привычных разговоров о городе. Кодами было то, что надо вскрыть. Городская среда как правило сильно закодирована, мы ее просто не можем раскодировать, не задавшись вопросом, где ключ. А почему дома вот такие, а почему мы собрались здесь? Что диктует в этом пространстве, в трехсотлетней истории Перми, что здесь какая-то точка активности. И начинаешь все это искать, копаться, находишь много интересных зацепок, которые позволяют раскрутить эту историю. Теперь это все превратилось в школу авторских экскурсий, авторских маршрутов. В этом году я ее тиражировал на Пермь уже как технологию. Это такие эксперименты, где мы стараемся научиться говорить о городе, слыша при этом то, как о городе говорят сами горожане. Важно не просто самому создать этот текст, это пройденный этап, это классическая история. Важно при этом слышать, как люди сами описывают город, и находить такие болевые точки и проблемы, которые с помощью авторских экскурсий кристаллизовать, начать их решать. Потому что авторская экскурсия это способ мобилизовать людей в тот момент, когда они абсолютно этого не подозревают. Если вы к ним просто выйдете и скажете, у нас проблема, бежим быстро защищать, то на это откликнуться единицы, давайте тоже без иллюзий, количество активных жителей в любом городе исчисляется иногда десятками, иногда, сотнями, повезло, если тысячами. И то, это еще длительный этап их созревания, до момента, когда они осознают, что есть некая ответственность не только за маленький сегмент в этом городе, а ответственность за город в целом. Появится тема права на город, когда люди начинают смотреть на город в целом, как на то, за что они ответственны и как на то, на развитие чего они имеют полное право. Право повлиять своим решением и соучастием на городскую проблематику.
Вернусь к тезису, с которого начинал, что же такое город? Когда мы говорим об идеальном городе, для меня это и есть ответ на то, что же такое город. Я исхожу из четкого представления, что это четкое пространство с культурой совместной жизнью. С интенсивно развивающейся, многообразной по содержанию культурой совместной жизни. Когда возникает новый спальный район с 30-этиажными домами, например, как в Москве. Перми в этом плане больше повезло, хотя и стонут постоянно пермяки, вот девелопмент все уничтожили. В Перми в центре стоит много старых зданий, да, обветшавших, да в странном состоянии, но стоят. В Екатеринбурге это все уничтожено полностью, зачистка тотальная, девелопмент победил. Когда они строят огромные панельные дешевые железобетонные дома, главная проблема, которая возникает – никакой культуры совместной жизни здесь нет. Также, как и моногорода – это города, которые создавались для того, чтобы в них работать, а не жить. Вы туда приписаны, как крестьяне в какие-то давние времена, чтобы обслуживать интересы этого завода. А завод обслуживает интересы плановой экономики, и никакого другого интереса быть не может. Здесь главная задача - вы обслуживаете интерес девелопера. Ваша задача – взять ипотеку, купить эту дешевую по факту квартиру за бешеные деньги, платить бешеную коммунальную плату за некачественные услуги. И все. Вы функция в большом капиталистическом мире. Давайте тоже здесь без иллюзий. Может быть, это по нео-марксистски звучит, но в российском контексте это получилось именно так. Очень топорно. И пространство культуры совместной жизни не формируется. Оно продолжает разрушаться, в том числе сознательно.
И мы с этим столкнулись в прошлом году. Комитет городского пруда. Это была выросшая изнутри города инициатива, в момент, когда два крупных олигарха и примкнувший к ним губернатор заявили, что в центре городского пруда мы построим искусственный остров, на нем будет 70-метровый храм в стиле Василия Блаженного, это то, чего не хватает Екатеринбургу, город очень плотный. Там должна была быть душевая для митрополита, какие-то рестораны, кафе, гостиничные палаты. Отдельный туалет для священнослужителей, но не для прихожан. Они должны были обходить кинотеатр «Космос» и ходить в туалет в парке. Это вызвало оторопь. А дальше возникла проблема. Год понадобился на то, чтобы организовать процесс сопротивления. Они отступили. Губернатор об этом неожиданно сказал в ноябре. Хотя до этого обвинил всех жителей города, даже не активистов, сказал, что все, кто против храма – общественные террористы. Риторика современной России. Если ты террорист, у нас известно, что с террористами делают, ни суда, ни следствия. Но в итоге в октябре сам стал общественным террористом. И сказал, что нельзя строить на пруду, будем строить в сквере на берегу. Но это за счет длинного процесса складывания сообществ, идентичности, формирования культуры ответственности за город. И никак иначе.